Счастливые дни в аду - enahma []

И он только не мог поверить этому.

Гарри – мертв?

Как в действительности это могло быть?

Гарри не мог быть мертв, не так ли? Он пережил всё. Он пережил столкновение с Волдемортом на первом курсе, тайную комнату, дементоров, множество несчастных случаев на квиддиче, Трехмаговый турнир, а также в прошлом году он пережил его предательство (он вздрогнул от этой мысли), и поэтому он не мог умереть! Нет. Просто не мог! Он всегда был выжившим, Мальчиком, который Всегда Выживал.

Рон был настроен увидеть Гарри перед… перед похоронами. Перед тем, как земля полностью покрыла бы его, перед тем, как он сказал бы миру последнее прощай.

Его родители не согласились с его идеей, но это его не тревожило. Он хотел увидеть Гарри, чтобы обрести уверенность, чтобы быть способным справиться с этим фактом.

Но… как? Почему?

Он потащил за собой потрясенную и протестующую Гермиону.

И они остановились перед дверью морга, страшась зрелища, которое ожидало их.

– Я не могу… – страдальчески простонала Гермиона. – Рон, я не хочу видеть его мертвым. Я не хочу верить этому. Нет, пожалуйста, нет.

– Мы должны, Миона… Если мы ищем уверенности, мы должны посмотреть, правда ли это…

– После этого у нас не будет никакой надежды, Рон… – как-то сумела она произнести, ее горло так сжалось, что она едва могла дышать.

– Я хочу знать наверняка. Я не доверяю Дамблдору… или министерству. Никому больше, – сказал Рон, когда подумал о том, что Перси по секрету раскрыл им несколько дней назад. Его родители вели себя так странно… Он не знал, поделится ли этой специфической информацией с Гермионой или нет. Он глубоко вдохнул и медленно открыл дверь, чтобы избежать любого возникновения шума.

– Рон… – он мог слышать голос подруги, умоляющей его, но не обратил внимания, войдя в затененную комнату. В темноте светили только два факела, а в центре комнаты был катафалк, а на нем… Там был Гарри.

Определенно Гарри. Он не мог спутать его ни с кем.

Зрелище так потрясло его, что он должен был глубоко вздохнуть. Гарри, у которого в жизни не было семьи и тепла. Только он и Гермиона… А они были только глупыми детьми…

Дыши, приказал он себе.

Гарри, которому он всегда завидовал.

Дыши!

Гарри, которого он предал.

Дыши!

Гарри, которого он никогда не любил так сильно, как тот заслужил…

Дыши.

Гарри, который был таким же человеком, как кто угодно, включая его.

Дыши.

Гарри, о котором он всегда верил, что тот будет выше любого.

И был только человеком. Полным эмоций. Полным намерений. Желаний. Боли. Слабости.

А теперь он был мертв.

Гарри… Глубокие вдохи снова и снова. Его дыхание становилось быстрее, пока комната не начала вертеться вокруг него.

Гарри умер. Теперь часть его жизни завершилась. Резко и жестоко. И он знал, что после этого ничего не будет прежним.

Гарри умер. Война началась. Детство оторвали от них раз и навсегда. Он свалился на пол в беспамятстве.

Когда Гермиона услышала в комнате тихий удар, она заподозрила, что что-то внутри пошло не так. Собрав всю имеющеюся силу воли, она, подбадривая себя, вошла в комнату. Она осмелилась бросить только короткий взгляд на тело, лежащее на катафалке, и подошла к упавшему телу Рона.

– Рон, Рон, – испуганно позвала она, хватая его за плечо. – Очнись, Рон, пожалуйста…

Но Рон, казалось, не приходил в себя, и Гермиона стала приходить в отчаяние. Рон нуждался в помощи, но она не хотела оставить ЗДЕСЬ своего друга. Проверив его, она обнаружила, что он все еще дышал, слишком быстро, и пульс его был ускоренным.

– Рон, – снова попыталась она и потрясла бессознательное тело. – Очнись, Рон, – но последние слова были сказаны в полупанике.

Она начала дрожать. Она была одна с двумя друзьями, один из которых лежал мертвым, другой – бессознательным, и она внезапно была вынуждена думать и поступать, как взрослая, но она не могла. Нет, не сейчас, не в этих обстоятельствах.

Она ощутила горячие слезы, бегущие по щекам.

– Рон, пожалуйста… – пробормотала она, а когда подняла взгляд, добавила: – Гарри, пожалуйста, кто-нибудь…

И она отчаянно зарыдала.

Гарри уже умер. Что, если Рон тоже собирался умереть?

Она потрясла Рона, снова и снова рыдая.

– Рон, Гарри, пожалуйста, – ее тело сильно дрожало. – Пожалуйста… пожалуйста… – она больше не могла видеть, слезы препятствовали зрению, и весь мир стал расплывчатым пятном вокруг нее. Мерцающий свет факела, спокойное лицо Гарри и безжизненное тело Рона… Она начала громко рыдать, и эмоции, подавляемые целый день, вырвались. Лицо Артура Уизли, когда тот просто сказал: «Гарри мертв». Упрямый протест Рона: «Это не может быть правдой! Папа! Скажи, ты только…» Потрясенные лица ее родителей, нервозные взгляды Уизли (она подозревала, что они держали что-то в тайне, которую не разделили с ней). И их путь к Хогвартсу, короткий разговор с Директором школы… Как будто все случилось с кем-то другим, а она только наблюдала происходящее… до сих пор.

Она побежала бы к матери плакать, но ее родители уехали, чтобы привезти на похороны Дурслей… и она должна была что-нибудь сделать с потерявшим сознание Роном… Это было просто слишком.

И Гарри действительно был мертв. Это было несомненно.

Она встала на колени рядом с Роном, опустив голову и вздрагивая от каждого рыдания.

Внезапно она почувствовала на плече бережную руку.

– Мисс Грейнджер? – спросил знакомый голос. – Что случилось?

– Рон… упал в обморок… – пыталась она выдавить слова из сжавшегося горла, но это было чрезвычайно трудно. Она могла только дышать. Ее голос был хриплым и язык казался ей слишком вялым, чтобы говорить.

Затем обладатель знакомого голоса поднял тело Рона и покинул комнату, но она еще не могла встать, она стояла на коленях, испуганно таращась в пространство. Она могла слышать предыдущий голос, спокойно разговаривающий со школьной медсестрой. Затем снова бережная рука.

– Мисс Грейнджер… было бы лучше подняться и лечь в кровать… Завтра Вы должны быть сильной.

Она не смогла удержать дрожь, слушая эти слова. Завтра – это было бы критическим моментом в ее жизни: кое-что закончилось бы навсегда, и ничего не было бы снова прежним после этого.

– Мама… – пробормотала она, плача. Она внезапно захотела, чтобы ее мать вернулась обнять ее и плакать, как она делала, когда была еще маленьким ребенком… Но мать оставила ее в самой трудной ситуации в ее жизни. Когда эти мысли проникли в ее сознание, она рухнула на землю, подобно Рону. Разницей было то, что она была в сознании, мучительном, однако твердом, и она старалась потерять сознание, это было бы лучше.